4. Сущности, субъекты и объекты

В начале мы уже указали, что выдающиеся идеалисты прошлого понимали «идеальное» как некие сущности, и определяли их прежде всего через самодостаточное бытие, и лишь затем через отношения выражения или не-выражения. Так, например, в шестом тезисе о Фейербахе Маркс определяет человеческую сущность как «совокупность всех общественных отношений». Что значит, что совокупность всех общественных отношений является человеческой сущностью? Очевидно, что она является человеческой сущностью постольку, поскольку производит объекты, выражающие свойства этой сущности как своей производящей причины. Аналогично, если мы возьмём пример стола и его сущности, то окажется, что сущностью стола, его «идеальным» являются отношения по производству, распределению, присвоению и потреблению столов в том или ином обществе. Или, если мы возьмём в качестве примера ценообразование товаров, то увидим, что сущностью всякой цены является меновая стоимость, произведённая абстрактным трудом, тогда как сущностью вообще любой цены является товарная форма, благодаря которой цену получают объекты и качества, не являющиеся результатом абстрактного труда – например, честь или совесть известной категории граждан капиталистического общества. Пока что наши примеры не сильно отличаются от примеров, приводимых Ильенковым.

Однако, если мы возьмём в качестве такового сущность какого-нибудь объекта, производимого дообщественной природой – например, сущность кишечной палочки, животного вообще, солнечной системы или пространственно-временного континуума, то ситуация существенно изменится. Ведь если бы мы предложили определить всякому грамотному объективному идеалисту сущности данных объектов, то он несомненно определил бы их именно как характерные, типичные примеры идеальных, умопостигаемых объектов, хотя они и существуют вне общества безотносительно к какому-либо выражению или не-выражению. И утверждая, что эти объекты являются идеальными, объективный идеалист вовсе не хочет сказать, будто они что-либо выражают, наоборот, он имеет в виду, что они обладают нематериальным бытием безотносительно того, существует материальный мир и вещественные объекты, порождённые ими, или нет. Платоновской Идее абсолютно безразлично всё, что происходит в бренном мире материи, которая по словам Платона есть «почти ничто». Гегель вводит в бытие Идеи диалектику, принуждающую её материализоваться на определённом этапе развития – точно так же, как определённый физиологический механизм принуждает гусеницу на определённом этапе окукливаться и проходить стадию метаморфоза – однако так же, как под жёсткими покровами куколки скрыта интенсивная жизнь насекомого – точно так же и под видом материи у Гегеля скрывается переряженный Абсолютный Дух, обладающий материальной природой лишь как одной из форм своего осуществления. Таким образом, под «идеальным» выдающиеся идеалисты прошлого понимали прежде всего сущности реальных объектов, трактовавшиеся ими как нематериальные всеобщности, что в свою очередь должно быть подвергнуто исследованию.

Что касается гипотетического существования каких бы то ни было нематериальных объектов вообще и сущностей в частности, то о невозможности такой ситуации мы уже сказали выше – коль скоро материя есть субстанция всех вещей, то её бытие включает в себя всю бесконечность возможных форм, так что за её пределами никакие объекты не могут иметь места. Что же касается сущностей как всеобщих причин возникновения классов сходных друг с другом объектов – столов, людей, насекомых, планет, языков, пространств, чисел и т.д. – именуемых в европейской схоластике универсалиями – то Платон и Гегель приводят аргументы в защиту своего учения, что эти сущности не могут быть материальными. Так, Платон утверждает, что в материи как мире вечного становления нет и не может быть достоверного познания, и что истинное познание есть познание Идей, которые по причине своей тождественности самим себе являются неизменными и чуждыми по своей природа материальному становлению, которое приобщается к ним посредством творческой деятельности Демиурга.

Очевидно, что в данном случае Гегель, равно как и Платон отрывает от материи имманентно присущие ей качества, сооружая вертикаль трансцендентности, уводя действительные законы диалектического осуществления в потусторонний мир, который существовал лишь в его воображении, и которого на самом деле вовсе нет. Тем не менее, в данных заблуждениях выражает себя та истина, что метафизический материализм действительно не мог вразумительно объяснить, как может всеобщее существовать в самой материи. Тексты Маркса в этом отношении также не дают окончательного решения по причине определённых двусмысленностей, колеблющихся между гносео-онтлогическим и онто-гносеологическим пониманием категорий материального, всеобщего и идеального. Например, если мы раскроем «Тезисы о Фейербахе», то увидим там следующее начало: «Главный недостаток всего предшествующего материализма — включая и фейербаховский — заключается в том, что предмет, действительность, чувственность [der Gegenstand, die Wirklichkeit, Sinnlichkeit] берётся только в форме объекта [nur unter der Form des Objekts], или в форме созерцания [der Anschauung], а не как человеческая чувственная деятельность, практика, не субъективно.» Однако, субъективность бывает разная. Судя по контексту Маркс имеет в виду именно человеческую субъективность в смысле активной практической деятельность, направленной на действительность, положенную в качестве предмета деятельности. Но в таком случае мы остаёмся в картезианской субъект-объектной топике, которая сама есть продукт буржуазной идеологии, и которая ведёт к выводам, противоречащим диалектическому материализму. Ведь если материальная действительность есть объект, с чем мы можем согласиться – но сам объект понимается как некий пассивный материал, на который направлена деятельность активного человеческого субъекта, то получается дуалистическое и метафизическое противопоставление между пассивной материей и активным человеком, что нелепо и противоречит научной картине мира, так как сам человек есть форма, которую принимает материальная субстанция в ходе своего самодвижения. 

Здесь же Маркс отрывает активность и субъектность от материи, так что вместо взятия материи субъективно, то есть в качестве субъекта всех действий, которые она сама в силу имманентно присущих ей противоречий совершает в круговороте вечного возвращения, субъектность отрывается от неё и противопоставляется ей как нечто чуждое. Иначе говоря, вместо снятия противоположностей и поглощения субъектности материальным объектом, которому она уже-всегда была имманентно присуща, и отрывалась лишь в воображении малограмотных идеалистов (чьё невежество, разумеется, само имеет причины в противоречиях способа производства общественного сознания), противоположности механически противопоставляются без снятия, то есть метафизически. Если мы стремимся быть диалектическими материалистами, и следовать философскому и научному познанию мира – а не «марксистами» в дурном смысле этого слова, догматически принимая всё, что ни написал за годы своей жизни этот действительно выдающийся человек Карл Маркс, вне зависимости от того, насколько сказанное им соответствует фактам и логике, то принимая ту важную проблему «субъективного взятия действительности», следует понимать её иначе, чем предполагал Маркс. А именно – в смысле возвращения субъектности материальной субстанции, то есть онто-гносеологически, ставя ударение на материальном бытии и самобытии, формствующем людьми-в-обществе, и проявляющем в своём общественном и человеческом формствовании ту самую активность, которую молодой Маркс, Эвальд Ильенков и всякого рода гуманисты стремятся оторвать от этой бесконечной субстанции всех вещей.